Напоследок выпили по кружке водяры, качеством весьма превосходившей то пойло, которое они недавно глушили в корчме, после чего стали прощаться.
Языки, естественно, развязались.
– Ты про немецкие патроны не забудь, – сказал Юрок.
– А ты про пятерых баб, – ответил Фуцел.
– Понравилось мне здесь, – сказал Кузьма. – Нет в Шеоле лучше места, чем Торжище.
– Заходи почаще. Только не с пустыми руками, – ответил Фуцел.
– Живите с миром. И да благословит вас Господь, – сказал Венедим.
– Постараемся, – ответил Фуцел.
Феодосия молчала, скорбно поджав губы. Теперь она имела право говорить только с соизволения хозяина.
Далеко от лабаза им уйти не удалось. И все из-за Юрка. Ведро с водярой буквально жгло его душу.
– Может, начнем? – предложил он. – Чего, спрашивается, тянуть? Дело ведь сделано.
– Кружки нет, – возразил Кузьма, еще питавший надежду, что сегодняшний день закончится более или менее благопристойно.
– Да, про это мы как-то не подумали… А если прямо из ведра?
– Разве мы свиньи?
– Сейчас что-нибудь придумаем.
Внимание Юрка привлек кусок металлической трубы, в которую вставлялся нижний конец факела. Убедившись, что поблизости никого нет, он зашвырнул факел куда подальше и принялся выламывать железяку из стены. Закреплена она была на совесть, пришлось даже воспользоваться секачом, позаимствованным на время у Кузьмы.
Как и предполагал Юрок, одна сторона трубы была заклепана в виде клина.
– Удобная вещь. – Юрок принялся рукавом счищать с железного стакана ржавчину и копоть. – А главное, вместительная.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал Венедим. – Вы уж тут как-нибудь без меня…
– Подожди, Божий человек. – Юрок придержал его за рукав. – Куда это, интересно, ты собрался? Вместе пришли, вместе и уйдем.
– В самом деле, – поддержал темнушника Кузьма, – спешить некуда. Твои братья по вере еще три дня здесь проторчат, пока последнюю требуху не сбудут. Лучше я тебя сам домой провожу. Нам ведь почти по пути.
– Боюсь, что буду стеснять вас…
– Не будешь, – авторитетно заявил Юрок.
Закончив драить стенки стакана, он принялся выковыривать застывшую внутри смолу.
– Выпей с нами немного, – предложил Венедиму Кузьма. – Писание ведь не запрещает.
– Ага, – подтвердил Юрок. – Христос-то недаром воду в вино превращал. Видимо, высосали все до последней капли, а за добавкой далеко было бежать. Вот и пришлось чудеса творить.
– Писание не запрещает употреблять вино. Оно запрещает злоупотреблять им, – ответил Венедим. – Иначе вино превратится для человека в кумира и ради него он забудет истинного Бога.
– Ой, как все сложно! – Юрок наполнил железный стакан и, проверяя, нет ли течи, приподнял его вверх. – Видно, не зря Феодосия от вас сбежала. Вот я и предлагаю выпить за ее здоровье.
– Со здоровьем у нее все в порядке, – сказал Кузьма. – Здоровье Фуцела меня беспокоит гораздо больше. Жаль, если он через нас пострадает. Ведь неплохой в сущности мужик.
– Лучше умереть на бабе, чем на горшке! – Юрок одним махом опустошил стакан.
– Кстати, а что такое Фуцел? Имя или кличка?
– Ух, забористая! – Юрок кулаком вытер слезы, выступившие на глазах. – Фуцел – это кличка. Означает – богатый человек.
– В самую точку, – констатировал Кузьма, принимая свою порцию.
После третьего или четвертого стакана (Венедим по-прежнему сохранял воздержание) решили, что пить без закуски западло. Добавили еще по одной и отправились на поиски приличной корчмы, однако тормознулись возле компании темнушников, у которых Кузьма незамедлительно приобрел объемистую баклагу.
Эти темнушники, в отличие от Юрка, принадлежали к другой семье и о папе Кашире отзывались без должного пиетета, что чуть не стало причиной ссоры. Впрочем, Кузьме удалось помирить забияк, благо что под рукой имелось универсальное средство, годное как для разжигания, так и для тушения конфликтов. Правда, после всех этих передряг ведро с водярой изрядно облегчилось.
Те же самые темнушники, взявшие назад все несправедливые слова и согласившиеся, что папа Кашира – «центровик, каких мало», указали на дорогу к ближайшему злачному месту, где с клиентов драли втридорога, зато была гарантия, что тебя не отравят какой-нибудь тухлятиной.
Хозяин, выглядевший так, словно сюда он попал непосредственно из котла с расплавленной смолой, в которой варятся особо стойкие грешники, первым делом поинтересовался, чем собираются расплачиваться его гости.
Когда Кузьма предъявил блестящую красную пуговицу с золоченым ободком, хозяин высказался с грубоватой простотой, так свойственной людям его ремесла:
– На кой ляд мне одна? Куда я ее пришью? Себе на залупу? Гоните вторую до пары и гуляйте здесь хоть до завтра.
– Не боишься, что мы тебя разорим? – поинтересовался Кузьма, присовокупивший к первой пуговице еще одну.
– Мне-то чего бояться! Пойло у вас свое, а моих деликатесов много не сожрешь. Бояться нужно вам. Попозже сюда местные шалавы подвалят. Уж они вас точно разорят.
В первом пункте своего пророчества он оказался прав. Жаренные с грибами ящерицы годились не для всякого желудка. Теперь, дабы окончательно убедиться в прозорливости хозяина, надо было дождаться шалав.
Однако, паче чаяния, в корчму ввалилась мужская компания, числом чуть ли не в полдюжины человек. Выглядели новые гости довольно странно – рожи постные, как у светляков на молебне, поведение сдержанное, даже чересчур, а одеты кто во что горазд, словно все свои носильные вещи они только что приобрели здесь же, на Торжище, причем по самым бросовым ценам.