Гражданин преисподней - Страница 89

После этого Кузьма с головой завернулся в первое попавшееся одеяло и почти сразу захрапел.

Дальнейший путь поредевшего отряда пролегал вдали от обжитых мест, в запутанных лабиринтах неизвестного происхождения, где прочно обосновался мох-костолом и химеры чувствовали себя как дома.

На отвлеченные темы Кузьма теперь старался ни с кем не разговаривать, ограничиваясь краткими распоряжениями типа: «Цепляйтесь друг за друга, сейчас будет крутой спуск» или «Всем лечь на брюхо и передвигаться ползком».

Стая уже давно догнала их и занималась своим обычным делом – стерегла людей от всяческих опасностей и отыскивала для них наиболее удобные пути.

Дабы сбить химер с толку, Кузьма изготовил для каждого спутника накидку из молодого мха, в которую при желании можно было завернуться, как в плащ-невидимку. Абсолютной безопасности это, конечно, не гарантировало, но, по словам Кузьмы, иногда помогало.

Грань сейчас была далеко, и людям, познавшим все ее прелести, даже не хотелось думать о том, что скоро им вновь придется столкнуться с этим совершенно чуждым человеку порождением неведомого мира.

Отравленная вода давно ушла в глубины Шеола, мох просох, а дурной запах выветрился (впрочем, приятных запахов здесь отродясь не знали). Вот только туннельчик им опять достался не из самых просторных, зато уж извилистый, как хвост дракона на почитаемой светляками иконе «Чудо Георгия о змие».

Конечно, можно было бы вернуться в прямой и достаточно широкий Ловчий туннель, которым обычно пользуются охотники за летучими мышами и откуда отряд вытеснили здухачи, но Кузьма решил впредь придерживаться путей окольных, малохоженых. Повадок новых врагов – здухачей он изучить, конечно, не успел, но по опыту знал, что подземные твари, как правило, предпочитают привычные дорожки, протоптанные еще их предками, и только люди да в меньшей степени крысы способны в зависимости от обстоятельств прокладывать все новые и новые маршруты.

Уже довольно давно Кузьма размышлял над вопросом: какие именно причины могут заставить Грань расступиться, дав обитателям Шеола выход на поверхность?

Не вызывало сомнений, что Грань и мох-костолом как-то связаны между собой. Мох в общем и целом был неистребим, но каждое отдельно взятое слоевище боится огня, извести, соли. Зато химеры, явно принадлежащие к тому же корню, вообще ничего не боятся, ну разве что хорошего заряда взрывчатки. Нет, привычные средства, которыми человек тысячи лет боролся с природой, тут вряд ли помогут…

А так ли вездесуща Грань, как это кажется людям, погребенным под нею? Равнины – это одно, но ведь существуют еще горные пики, вулканы, ледники, моря, океаны. Трудно представить, чтобы Грань в той своей форме, какой она видится снизу, могла противостоять буйству водной стихии, размывающей даже самые прочные скальные породы. Хотя ничего еще не известно… Грань скорее всего только внешняя оболочка чего-то совсем иного, чему подвластны не только земные океаны, но и небесные звезды. И потом – как добраться отсюда до океана?

Неплохо бы воспользоваться специальными костюмами, защищающими человека от всяческих внешних воздействий. Ведь были же, говорят, раньше скафандры, в которых и на дно моря спускались, и в пустоте летали, и в огонь ходили. Хотя, если бы нечто подобное у темнушников или метростроевцев имелось, они вряд ли обратились бы за помощью к Кузьме Индикоплаву.

Остается одна надежда – летучие мыши. Авось хоть они не подведут. Надо только проследить, чтобы дикари не потрепали стаю. Не любят они почему-то своих прирученных сородичей. Впрочем, те отвечают им полной взаимностью, за исключением разве что брачного периода, когда инстинкт размножения уравнивает всех…

В странствиях по мрачным закоулкам Шеола человека подстерегает много смертельных опасностей – химеры, мох-костолом, потоп, обвалы, бездонные ямы, людоеды, голод, жажда, а теперь еще и здухачи. Но случается, что подземный мрак убивает и сам по себе.

Об этом Кузьма вспомнил сразу после того, как за его спиной раздался вопль, такой отчаянный, словно из несчастного человека разом изверглось все, на чем прежде держалась жизнь.

Такие вопли, сразу переходящие в хрип, зубовный скрежет и утробное мычание, ему приходилось слышать и прежде. Так начинался первый и еще не самый страшный приступ болезни, причиной которой становится страх перед вечным мраком.

Отряд сразу остановился. Послышались растерянные голоса:

– Держите его, держите!

– Ай, кусается!

– Да что же это такое? Из него пена фонтаном прет!

Кузьма бросился назад и, растолкав людей, от которых сейчас не было никакого проку, изо всей силы навалился на бьющееся в конвульсиях тело. Скорее всего это был метростроевец, странности в поведении которого – потухший взгляд, бессвязные речи, скованность движений – Кузьма заметил еще накануне.

Ничего страшного пока еще не случилось. Болезнь проходила сразу после того, как исчезала ее первопричина – тьма. Однако в настоящий момент помочь страдальцу было нельзя – мох-костолом не позволил бы и свечку зажечь.

А неведомая сила продолжала ломать метростроевца, то выгибая, то скручивая его тело. Руки судорожно шарили вокруг, выдирая клочья мха. Если бы не посох, который Кузьма успел вставить несчастному в рот, он давно бы откусил себе язык и переломал все зубы.

Такой приступ мог продолжаться как угодно долго и закончиться самым плачевным образом – если не смертью, то безумием. Существовал лишь один способ угомонить больного – напоить его, как говорится, вдрабадан.