– Горячку-то не порите, – поморщился Змей. – Дайте сказать… Возможно, это мое последнее слово.
– Не возможно, а наверняка, – уточнил жестокосердный Юрок.
– Тогда зачем мне перед вами распинаться? – Змей перевел вопрошающий взгляд с Юрка на Кузьму.
– Ладно, рассказывайте, – буркнул тот. – Ничего еще не решено.
– Спасибо хоть за то, что подали надежду, – кивнул метростроевец. – Теперь относительно нашего похода… Он был задуман после того, как все остальные попытки проникнуть за Грань не увенчались успехом. Дабы убедить оппонентов в его целесообразности, нам пришлось предоставить фальшивые доказательства того, что выход вовне существует. Скажу больше. Демонстрация бабочек, якобы извлеченных из желудка летучих мышей, была рассчитана в основном на нашего проводника. Ведь мы были почти уверены, что он знает способ проникновения за Грань, но по известным причинам тщательно скрывает это. А если тайное стало явным, какой смысл изворачиваться и дальше?
– Дескать, не утруждай себя зря и поделись своим секретом с другими, пока те сами не докопались до истины, – подсказал Кузьма.
– Приблизительно так…
– Увы, хочу вас разочаровать! – Кузьма развел руками. – Нет у меня никаких тайн. По крайней мере таких, которые касаются Грани.
– Никто не застрахован от ошибок, – вздохнул Змей.
– Ошибаться – человеческий удел, а упорствовать в ошибках – козни дьявола, – обронил Венедим.
– Так я ведь не упорствую, а признаюсь!
– Что толку? – оскалился Юрок. – Уже пять человек за твои ошибки поплатились. Как ты на том свете перед ними объяснишься?
– Объяснюсь, – заверил его Змей. – Возможно, они даже поблагодарят меня за то, что досрочно покинули этот распроклятый мир. Кроме того, прямой вины в чьей-либо смерти на мне нет.
– Ух ты, шакал! – задохнулся от ярости Юрок.
– А где, кстати говоря, вы этих бабочек добыли? – поинтересовался Кузьма.
– В одной из местных пещер прежде было устроено нечто вроде краеведческого музея. Имелись там и скелеты ископаемых животных, и разные чучела, и гербарии, и коллекции насекомых, в том числе тропических бабочек. Кое-что после Черной Субботы пропало, а остальное досталось нам. Со временем, как видите, пригодилось.
– Хитро было задумано. Небось плановый отдел постарался?
– Никак нет. Вверенный моему попечению отдел техники безопасности, – скромно признался Змей.
– Да, Герасим Иванович, влипли вы в историю, – задумчиво произнес Кузьма.
– Что уж теперь поделаешь, – пожал плечами Змей. – Я знал, на что иду. В нашем деле без риска не обойтись.
– Да ты сам хоть по пять раз на дню рискуй, – вскипел Юрок, – а других зачем подставлять? Шлепнуть его, гада, немедленно!
– Воля ваша… Только от этого вам вряд ли станет легче. – Держался Змей мужественно, тут уж ничего не скажешь. – Вам ведь всем спастись хочется. Авось и я на что-нибудь сгожусь.
– Разве что на мясо, – буркнул Юрок.
– Здравое предложение, – хладнокровно согласился Змей. – Хотя и преждевременное. Денек-другой вы еще на подкожных запасах продержитесь, а уж потом можете кушать меня в любом виде. Заразными болезнями не страдаю, циррозом печени тоже.
– Убежать собираешься? – с издевкой поинтересовался Юрок. – Не надейся. Я тебя на веревке водить буду.
– Опять же лишние хлопоты. Куда здесь бежать? Я в этих закоулках и с фонарем заблужусь, а уж без фонаря и подавно. Пока мы все не пропали окончательно, молите проводника о спасении.
– Это лишнее, – отвернулся Кузьма. – Сами знаете, что в Шеоле каждый сам за себя.
– Выручи нас, корифан! – взмолился Юрок. – Не бросай на этой помойке! Хоть до Торжища доведи! Я тебе за это по гроб жизни буду обязан! Отплачу, чем смогу!
– А ты знаешь, сколько отсюда до Торжища топать? – усмехнулся Кузьма. – Полторы недели в лучшем случае. Боюсь, не сдюжите. Особенно натощак.
– «Смолкой» будем подкрепляться!
– Как же! Поможет «смолка», если ты через пять дней в мешок с костями превратишься.
– Придумай что-нибудь. Сам же говорил, что в Шеоле еды навалом. И улиток можно есть, и мокриц.
– Видишь? – Кузьма подобрал с пола пещеры огромную, с кулак величиной улитку, из панциря которой вытекало что-то похожее на густые сопли. – Тут вся живность вокруг передохла. Честно сказать, положение у нас – хуже некуда. Хоть ложись и помирай.
В это время светляк-молчальник, доселе неподвижный словно истукан, сделал жест, как будто бы обмывая руки, а потом ткнул пальцем вверх.
– Чего это он? – удивился Юрок. – Не свихнулся ли, часом?
– Нет-нет! – воскликнул Венедим, и сам, похоже, слегка озадаченный. – Существует язык знаков, на котором послушники, давшие обет вечного молчания, общаются со своими братьями по вере. Вот этот знак, например, означает просьбу… Просьбу высказаться.
– Пусть высказывается, – хором произнесли Юрок и Кузьма, а последний еще и добавил: – Только ты переведи.
Молчальник удовлетворенно кивнул (лицо его, как всегда, было скрыто капюшоном) и вновь взмахнул руками.
Жесты его были плавными и неторопливыми. Многие из них даже не требовали перевода. Ладонь, к которой снизу был приставлен палец, означала какое-то препятствие, скорее всего – Грань. Твердо сжатый кулак – уверенность. Резкий взмах поперек горла – смерть. Все десять пальцев, растопыренных перед грудью, – женщину. Поглаживание по втянутому животу – голод. Два быстро переставляемых пальца, большой и средний, – ходьбу.
Впрочем, уловить конкретный смысл всей этой серии жестов мог один только Венедим.
– Речь идет о том, что путешествие за Грань все же возможно, – объяснил он, запинаясь на каждом третьем слове. – Мертвая женщина, которую мы недавно нашли… и на которую все обратили внимание… не могла долго жить в здешнем мире. Для этого у нее чересчур хрупкие кости. Кроме того, цвет кожи свидетельствует о том, что прежде она много времени проводила на солнце.